Из любопытства я вернулась к полкам и достала справочники за 1952 год, год конфирмации Ленор Редферн. Там было четыре фамилии Редферн. Мое внимание привлекли Лью и Марселла, которые жили в доме 475 по Гленрок, недалеко от Дойлов.

Я понятия не имела как, или почему Дойлы, муж или жена, отправили почтовый пакет отцу Ксавьеру, но я надеялась, что Клара просветит меня.

В справочнике Полк за 1961 год я нашла Неда и Ленор Лоувов в доме 1507 на Третьей улице. Из объявления о свадьбе Эйприл я знала, что Нед и его нынешняя жена, Селеста, жили в Коттонвуде, в десяти километрах к югу от Санта Терезы. Хэйнс за 1961 год подтвердил имя Неда Лоува и отметил, что он занимался торговлей, а его жена, Ленор, была домохозяйкой. Я записала фамилии ближайших соседей: Уилсоны, Чендлеры и Шульцы. Тарин Сиземор говорила, что Нед учился в местной школе, что могло быть дополнительным источником информации.

Мои финальные поиски касались фамилии Кэсл, в надежде найти родителей Ширли Энн.

Единственными Кэслами были Норма и Бойд на Тренд. Я поискала их в текущих справочниках и телефонной книге, но не нашла. Ну ладно.

Наверное, было нереально найти всех. Я вернула книги на полки, дружелюбно помахала библиотекарше и вышла на улицу.

23

Клара Дойл жила в одноэтажном каркасном доме c двухскатной крышей и рядом окошек, которые выходили на веранду. С улицы трудно было себе представить, что дом вмещал больше чем гостиную, кухню-столовую, спальню и ванную. Веранда, наверное, прибавляла несколько квадратных метров площади. Во дворе росли две очень высокие пальмы, каждая была окружена кольцом из белых камней. Зеленые листья формировали широкие перья на верхушке, а коричневые свисали вдоль ствола почти до земли. В Санта Терезе крысы нашли бы убежище в щелях, если бы специальные бригады не обрезали вовремя листья.

Дверного звонка не наблюдалось. Через стекло в верхней половине двери я видела женщину, сидевшую за столом в комнате и собиравшую пазл. Я постучала по стеклу, надеясь не испугать ее. Увидев меня, она отодвинула стул и встала. Она была высокой и плотной, с круглым лицом, седыми волосами и очками в большой красной пластмассовой оправе, которые делали ее глаза огромными. На ней было розовое в цветочек домашнее платье и передник. Она без колебаний открыла дверь.

— Да?

Я не могла поверить, что она такая доверчивая. Откуда она знает, что я не ворвусь в дом, не собью ее с ног и не заберу все ценности?

— Вы — Клара Дойл?

— Да, а кто же вы такая?

У нее был желтоватый набор крепких зубов, потемневших вдоль десен, но выглядевших так, будто она родилась с ними.

Я протянула ей свою визитку.

— Кинси Миллоун. Я приехала из Санта Терезы и надеялась, что смогу получить у вас информацию о Ленор Редферн. Ее семья жила на этой улице, в доме 475…

— Я знаю, где жили Редферны, но их нет уже много лет.

Она сунула мою визитку в карман передника.

— Почему вы пришли ко мне?

— Из-за этого.

Я достала почтовый пакет и развернула к ней, как будто собиралась читать сказку, показывая картинки.

— Вы узнаете это?

— Конечно. Как он попал к вам, если был отправлен кому-то другому?

— Мой коллега приезжал сюда из Санта Терезы год назад. Я думаю, что он встречался с отцом Ксавьером.

— Вы говорите о мистере Волинском, частном детективе.

— Вы знакомы с Питом?

— Он приходил ко мне, с вопросами о Ленни и ее муже, Неде. Я посоветовала ему поговорить с нашим священником.

— Откуда он узнал, что вы были знакомы с Ленор?

— У него был старый адрес Редфернов, и он начал стучаться в двери. Все старые соседи умерли или уехали, кроме меня. Он сказал, что наш разговор конфиденциальный, так что я не совсем понимаю, почему он рассказал вам.

— Он не рассказывал. Я нашла пакет в его личном имуществе.

Я заметила, как она настрожилась при слове “имущество”.

— Он умер?

— В августе.

— Что ж, мне очень жаль это слышать. Он был очень приятный человек.

— Я пытаюсь узнать, что привело его в Бернинг Оукс с самого начала. Он говорил что-нибудь об этом?

— Я до сих пор не понимаю, какое отношение это имеет к вам.

— Извините. Я дожна была объяснить. Вдова Пита — моя подруга. Она попросила меня помочь уладить его дела. Я надеялась передать это Эйприл, но хотела убедиться, что поступаю правильно. Я пришла к вам первой, потому что адрес отправителя был вашим.

Она немного подумала.

— Вам будет лучше зайти.

Она распахнула дверь, и я вошла в комнату. Она закрыла дверь за мной и вернулась к своему пазлу.

Столешница была большим листом фанеры, наверное, метр двадцать шириной, покоившимся на двух козлах. Стулья были расставлены вокруг неоконченного пазла, так что над ним могли работать сразу несколько человек. Льющийся в окна свет ярко освещал случайные фрагменты. Она, видимо, была пуристкой, потому что нигде не было видно крышки от коробки с законченной картинкой. Уже собранная часть была в черно-белых тонах. Когда я увидела тему, то наклонилась и посмотрела внимательнее.

Фигурки были маленькими; карикатурный ассортимент средневековых крестьян на фоне ландшафта, выполненного в мелких деталях. Кругом было оружие — копья, луки и мечи.

Еще — ящерицы и странные птицы. Обнаженные мужчины и женщины были разнообразно избиты, расклеваны и разрезаны пополам гигантскими ножами. Все кусочки на краю были на месте, и она заканчивала область слева, включая мужчину, насаженного на вертел и поджариваемого на огне.

— Надеюсь, вы не против, если я буду продолжать работу, пока мы разговариваем. Мои правнуки придут сюда после школы, и я обещала, что начну. Их терпение ограничено.

— Можно мне? — спросила я.

— Конечно.

Я отодвинула стул и села, положив пакет на пол у ног. Я была загипнотизирована ужасами на пазле.

— Что это такое?

— Я рассказываю им о семи смертных грехах. Двое старших слишком заняты, чтобы приходить, так что я делаю упор на младших. С подготовительного до третьего класса.

Я начала с объяснения, что такое Чревоугодие и Леность. Они понятия не имели, о чем я говорю, и им было все равно, даже когда я объяснила. Потом я нашла эти пазлы и теперь они не могут дождаться, чтобы помогать.

— На что я смотрю сейчас?

— Питер Брейгель старший сделал серию гравюр о семи смертных грехах. Этот — Гнев. Вы можете говорить об Алчности или Гордыне, что это плохо, но для детей это ничего не значит. Вечное проклятие абстрактно, так какое им дело? С другой стороны, они знают о вспышках раздражения и драках на школьном дворе, с царапаньем, кусаньем и битьем.

Еще они хорошо понимают, что такое наказание. Это ад, который они могут видеть своими глазами. Вы не представляете, какое удовольствие мы получаем.

Она искала определенный кусочек, поэтому я придержала язык.

— Где же ты, мой маленький чертик? — мурлыкала она про себя.

Я быстро оглядела окружение, что включало гостиную и часть кухни. Мебель была такого сорта, что я видела в центрах пожертвований: удобная и сильно попользованная. Ничего антикварного и даже коллекционного, кроме плиты, которая была четырехконфорочной О’ Кифи и Мерритт, с жаровней в центре, складной полкой, вставными солонкой и перечницей и часами, которые показывали правильное время. Генри отдал бы за такую все, что угодно.

Рассеянно, она сказала:

— Мне очень жаль было услышать о мистере Волинском. Он болел?

— Он был убит при попытке ограбления, — ответила я, не вдаваясь в детали. — Он предпринял попытки спрятать пакет, должно быть беспокоился, что он может попасть не в те руки. Вы не знаете, почему отец Ксавьер отдал его ему?

— Мистер Волинский сказал мне, что Эйприл живет в Санта Терезе. Наверное, он сказал отцу Ксавьеру то же самое. Он увидел свадебное объявление в газете, и это заставило его задуматься.

Она взяла кусочек пазла и вставила на место.

— Есть. Ха! Я не видела этот пакет много лет. Наверное, отец Ксавьер попросил его передать.