— Я знаю джентльмена, который работал в офисе коронера. Стенли Мунс сейчас на пенсии, и не знаю, насколько он сможет помочь. Его сейчас нет, он поехал к дочери, но я могу спросить, когда он вернется. Я не думаю, что проводилось какое-то особенное расследование.

— Собирался ли Пит говорить с кем-нибудь, кроме вас и священника?

— Я знаю только об отце Ксавьере.

— Я бы сама хотела с ним поговорить. Это было основной причиной моего приезда.

— Он будет в церкви. Вы знаете, где это?

— Я проезжала мимо. Вы не возражаете, если я упомяну о нашем разговоре?

— Вам не нужно мое разрешение. У меня нет от него секретов. Он до сих пор каждую неделю слушает мою исповедь, хотя мои грехи так скучны, что он засыпает.

— У вас есть моя карточка. Если вспомните что-нибудь еще, позвоните? Можете оформить звонок на мой счет.

— В этом нет нужды. Я расскажу мистеру Мунсу о ваших вопросах, и посмотрим, вспомнит ли он ее.

24

До церкви Святой Елизаветы было десять минут езды. Учитывая тот факт, что у меня практически не было опыта общения с католической церковью, я не была уверена в том, как меня примут.

Я вышла из машины, с почтовым пакетом в руках, о котором я теперь думала как о пропуске. У меня был выбор между самой церковью, зданием администрации и зданием религиозного образования, которое включало приходскую школу Святой Елизаветы, от нулевого до восьмого класса.

Сначала я зашла в здание церкви, где дверь стояла открытой. Зашла в плохо освещенное фойе и обнаружила, что двойные двери в церковь закрыты. Я задержалась, чтобы захватить программу на эту неделю. Там были перечислены Пастор и Заслуженный Пастор, вместе с Отцом Ксавьером, ушедшим на покой, и отцом Рутерфордом, помощником по выходным. Мессы начинались каждый день в 7.45, две в субботу и две в воскресенье.

Крещения происходили в первое и второе воскресенье каждого месяца. Свадьбы могли быть назначены только при условии, что жених и невеста были уже зарегистрированы и являлись активными членами прихода Святой Елизаветы не меньше года.

Ясно, что здесь не было места скороспелым брачным авантюрам.

Я переложила пакет в левую руку и засунула четырехстраничную программу в сумку.

Вернулась на стоянку и заметила стрелку, указывающую на маленькое строение, которое я приняла за хозяйственное. Я чувствовала себя непрошенным пришельцем, кем, конечно, я и была, понятия не имея, как себя вести.

Я подошла к двери с надписью “Офис” и заглянула через стекло. Никого не было видно.

Попробовала ручку и убедилась, что дверь не заперта. Открыла ее и просунула голову.

— Алло?

Ответа не было. Я поколебалась и вошла. Внутри было довольно обычно. Кроме небольшого количества предметов религиозного искусства, это был офис как офис: два стола, стулья, шкафы для докуменов, книжные полки.

Я услышала приближающиеся шаги, и из короткого коридора справа появилась женщина.

Ей было за семьдесят, и гало из седых кудряшек у нее на голове напомнило мне рекламу домашнего перманента той поры, когда я была маленькой девочкой. В те дни перманент в парикмахерской стоил пятнадцать долларов, в то время как набор для домашнего перманента стоил два. Туда входил пахнувший серой крем и папильотки. Экономия сама по себе вдохновляла, особенно с учетом того, что добавочная порция стоила всего доллар.

Подруги моей тети Джин были без ума от перспективы наводить красоту дома. Тетя Джин фыркала по поводу этой идеи. По ее мнению, потратить даже долллар на продукт для красоты было расточительством. Как оказалось, она была единственной, у кого хватало терпения следовать инструкции, так что наш трейлер был источником целой армии мелко-кучерявых женщин, пахнувших тухлыми яйцами.

— Я ищу отца Ксавьера.

— Что ж, вы пришли в правильное место. Я — Люсиль Берриган, церковный секретарь. Он вас ждет?

На ней был темно-синий районовый брючный костюм и туфли на толстой подошве.

Я протянула ей свою визитку, которую она не стала читать.

— Вообще-то, у меня не назначена встреча, но я надеюсь, он сможет уделить мне несколько минут.

— Тогда вам нужно поторопиться. Он в саду, со своей шляпой от солнца, и похоже, собирается подремать.

— Может быть, мне лучше прийти потом? Я не хочу мешать.

— Сейчас нормально, если только я не смогу вам помочь… — Она взглянула на визитку, — мисс Миллоун.

— Я хочу его спросить о Ленор Редферн.

— Несомненно, нужно обращаться к нему. Он был близок к этой семье. Прекрасные люди.

Если вы интересуетесь хронологией, у нас есть документы о каждой свадьбе, крещении, конфирмации и похоронах, с самого начала века.

— Правда?

— Да, мэм. Заботиться о каждой семье — это одна из наших ролей.

— Я буду это иметь в виду. Если вы покажете мне, где отец Ксавьер, я больше не буду отвлекать вас от работы.

— Конечно.

Она поманила меня к окну и показала на старого джентльмена, в джинсах и черной рубашке с клерикальным воротничком. Он сидел на потемневшей деревянной скамье, вытянув ноги, и полотняная шляпа с широкими полями опускалась ему на лицо. Люсиль сделала мне знак следовать за ней, и я подошла к боковой двери, которая выходила на утрамбованную дорожку из земли и гравия. Сад был окружен закругленной кирпичной стеной, которая, похоже, была здесь не меньше сотни лет.

Я постояла немного, не решаясь прерывать его сон. Она сделала нетерпеливое движение, заставляя меня действовать. Это было очень похоже на жест тети Джин, когда мне было пять лет, и я стояла в очереди, чтобы увидеть Санта Клауса. В тот раз я разревелась и вообще отказалась с ним разговаривать. Меня расстроило, что у него были слишком влажные губы, а под носом была бородавка, похожая на зерно сгоревшего попкорна.

— Отец Ксавьер?

Его костлявые руки были сложены на талии, а губы выпячивались при каждом выдохе.

Ему, должно быть, было под девяносто, время жизни, когда все съеживается. Он был худым, таким узким в плечах и бедрах, что ему, наверное, приходилось покупать одежду в отделе для мальчиков.

Я прокашлялась.

— Отец Ксавьер?

— Слушаю.

— Извините за беспокойство, но у меня есть несколько воросов насчет Ленор Редферн и пакета, который она вам послала. Я надеялась, что вы сможете рассказать мне об обстоятельствах.

Я думала, что он формулирует ответ, но потом его губы открылись для выдоха с тихим звуком.

Я немного подождала.

— Просто в общих чертах, своими словами.

Ответа не было.

Я села рядом с ним на скамейку и посмотрела на часы. Было 12.17. Огляделась по сторонам, думая, как этот сад понравился бы Генри. Солнце жарко светило. Вокруг нас была хорошо утрамбованная земля. Вообще никакой травы. Растения делились на кактусы и суккуленты. Ни разбрызгивателей, ни шлангов. Там была купальня для птиц, но пустая.

Непуганая синица насладилась ванной в пыли и улетела. В воздухе пахло розмарином. Я бы сама с удовольствием подремала.

Я взглянула на окно офиса, где мисс Берриган исполняла сложную пантомиму, как разбудить священника, побуждая меня потрясти его за плечо. Я не могла этого сделать.

Приложила руку к уху, как будто бы не поняла. Она повернулась и посмотрела назад, что я истолковала как телефонный звонок, или кто-то еще вошел в офис с просьбой о помощи.

Я еще раз посмотрела на часы и обнаружила, что прошла целая минута.

Быстро взглянула на отца Ксавьера, чьи темные глаза были открыты. Его лицо было покрыто морщинами. Его зрачки почти поглощались мешками под и над глазами.

Он выпрямился, мельком взглянул на меня, а потом увидел пакет.

— Что это здесь делает? Мистер Волинский сказал, что проследит, чтобы Эйприл получила содержимое, как хотела ее мать. Он обещал, что передаст его.

— Пит был моим другом. Он умер в августе.

Отец Ксавьер перекрестился и поцеловал крест, висевший у него на шее.

— Прошу простить, если я был слишком резок. Я не ожидал увидеть этот пакет снова.